«Они согреют вас холодными ночами!» жареную курицу, ростбиф, сыр, французский хлеб и ел как одер- жимый, несколько раз возвращаясь за добавкой. Как только я по- чувствовал готовность перейти к десерту, в животе заурчало. Я по- нял, что надо искать уборную, иначе меня подстерегает сюрприз. Я побежал через вестибюль и тут чуть не врезался в стоявше- го там... Вольфганга Шмидта! — Браунер! Какого черта ты делаешь в Варшаве? — взревел он. Я настолько опешил, что не нашелся с ответом. — Ну, я подумал... раз сейчас вечер, пятница... — Пятница? Вечер?! — прорычал он. — Ты спятил? А ну быстро ноги в руки и пулей в Санук... — Санок, — машинально поправил я, переминаясь с ноги на ногу. — Наплевать. Мотай туда — и укрепляй связи с клиентом весь выходной. Вот так в нашем бизнесе ведутся дела. Мой бедный желудок протестовал так громко, что Вольфганга я уже почти не слышал. Вот же он, туалет, рядом, рукой подать, а я терял драгоценные секунды. — Понял. Исправлюсь. Еду обратно. Очень, очень сожалею. — Вот и хорошо, Браунер. Он наконец сделал шаг в сторону, и я на полных парах влетел в уборную. После этой неожиданной встречи я больше ни разу не рискнул сунуться в Варшаву. Вместо этого по выходным в поисках пищи я разъезжал на своем красном фиате по сельской местности: оста- навливался в маленьких трактирчиках и, ни слова не зная по- польски, наугад тыкал пальцем в меню три-четыре раза, надеясь, что хоть одно блюдо окажется съедобным. Я мог себе это позво- лить, потому что злотый, местная денежная единица, обесценился в условиях кризиса, и любое блюдо стоило не больше полудолла- ра. Мне очень хотелось курятины, и иногда она мне доставалась. Мне нравилось выбираться из Санока, но как бы далеко я ни за- езжал в поисках еды, чаще всего она оказывалась ужасной. За во- семь недель работы над этим проектом я потерял в весе больше шести килограммов. Проблемы с едой были далеко не единственным проявлением катастрофической ситуации в Польше. Хаос царил и в «Автоса- не», который висел на краю пропасти. После краха коммунисти- ческого режима и начала политики «шоковой терапии» польское 51