Глава 42 на подушках на полу, Мартин Маат, сопродюсер фильма, вклю- чил проектор. Смотреть фильм «Сергей Магнитский: справедливость, закон, судьба» было непросто. В нем не было ничего нового для меня, но история Сергея представала в совершенно ином свете. Это был рас- сказ не только о тяжких испытаниях, которые выпали на его долю, но и о повседневной жизни до ареста: об отеческой заботе о сы- новьях, о любви к литературе, о радости, которую дарила ему му- зыка Моцарта и Бетховена. Видеть эти подробности для меня было более горестно, чем де- тали пережитого им в заключении. Пронзительно щемящим был финал: родная тетя Сергея, Татьяна Николаевна, рассказывала, как недавно проведывала его могилу. Покинув кладбище, она заме- тила пожилую женщину, продававшую у станции метро полевые цветы. «Она была такая грустная, стояла в уголочке, — вспоминает Татьяна Николаевна. — Я прошла мимо, потом вернулась, только потому, что знаю — Сережа не прошел бы мимо. И я купила у нее этот букетик цветов, потому что вспомнила: как-то раз, когда мы все вместе с ним и его мамой шли по улице, то вот такая бабуль- ка стояла и торговала какими-то полиэтиленовыми сумками. Сер- гей подошел к ней, и та спрашивает: „Какую вам сумку?“, а он от- вечает: „Ту, которая у вас хуже всего продается“...» Это были почти последние слова в фильме, но не последняя сцена и не финальный мотив. Словно подчеркивая главную мысль этого фильма, изображение бледнеет, а мелодичный звук гитары и кларнета нарастает, и мы видим Сергея на фрагментах старых до- машних видеозаписей: вот он произносит тост за летний сбор всей семьи; любуется водопадом в отпуске; стоит в дверях квартиры, занимая гостей; обедает в кафе с лучшим другом, шутит, смеет- ся и показывает на камеру. На этих записях он жив — и таким на- всегда останется в сердцах и воспоминаниях любящих его людей. До этого момента я держался изо всех сил, боясь предста- вить, что будет, если дать волю чувствам. Теперь же, в Остербеке, я не выдержал и сдался — слезы безостановочно текли сами со- бой. Было ужасно неловко, но в то же время глубоко затаившая- ся и наконец прорвавшаяся боль принесла облегчение. Ганс, Мар- тин и Вадим молча сидели рядом, сдерживая собственные слезы, не зная, что делать. 388