Глава 14 Даже в лучшие времена эту стратегию не назовешь расчетли- вой, а во время кризиса она стала гибельной. Страну мог спасти только МВФ — Международный валютный фонд. Весной 1998 года все московские брокеры и инвесторы толь- ко и говорили, что о вмешательстве МВФ. Интересно, что российское правительство не разделяло наших эйфорических упований на помощь МВФ. Не знаю, чем это объ- яснялось — высокомерием или глупостью, но Кремль занял жест- кую позицию, в то время как фонд следовало умолять на коленях. В середине мая в Россию прибыл Ларри Саммерс, в то время заместитель министра финансов США. Он должен был решить, что Соединенным Штатам делать в связи с надвигающимся финансо- вым кризисом. Поскольку США были самым крупным участником МВФ, точка зрения Саммерса могла повлиять на дальнейшие шаги этой организации. Все западные политики понимали, что Саммерс один из самых могущественных людей в мире финансов. Однако, узнав, что должность Саммерса называется всего лишь «замести- тель министра финансов», тогдашний премьер-министр Российской Федерации Сергей Кириенко оскорбился и отказался с ним встре- чаться. Несколько дней спустя, двадцать третьего мая 1998 года, в Россию на переговоры о двадцатимиллиардном кредите приехала делегация МВФ. Столкнувшись с таким же неразумием, она была вынуждена прекратить дальнейшие обсуждения. В обоих случаях и Саммерс, и делегация МВФ покинули страну, так и не достигнув договоренности. В отсутствие финансовой помощи со стороны МВФ российско- му правительству для поддержания рынка облигаций и привлече- ния покупателей пришлось увеличить ставку доходности с трид- цати процентов до сорока четырех. Но эффект оказался прямо противоположным. Вместо того чтобы воспользоваться столь ще- дрым предложением и накупить российских облигаций, инвесто- ры с Уолл-стрит почуяли подвох. Они рассуждали так: вряд ли от хорошей жизни Россия поднимает и так огромные ставки с 30 до 44 %, поэтому лучше держаться от этого подальше. Отсутствие доверия привело к обвалу российского фондового рынка. В мае наш фонд упал на тридцать три процента, а с нача- ла года — на пятьдесят. Эдмонд был прав. 150